15. Человек перед лицом смерти: в чем смысл жизни, если смерти не избежать?

  • 01.12.2014

Жизнь стоит прожить, и это утверждение
является одним из самых необходимых,
поскольку если бы так не считали,
то этот вывод был бы невозможен, исходя из жизни
как таковой

Джордж Сантаяна

Проблематика смерти и умирания в современном сознании подавляется. Неприлично говорить о тяжелых болезнях, умирании и смерти. Этот сравнительно недавно появившийся стереотип общественного сознания и поведения подробно описан Ф. Арьесом в фундаментальном исследовании «Человек перед лицом смерти» (62). Внутренняя неуверенность («экзистенциальный страх») перед лицом жизни и особенно смерти появилась в сравнительно новое время. Также при неуспешном протекании горя человек может вытеснять все, что с ним связано. Кратко история данного чувства, по Арьесу, выглядит так:

В прежние времена смерть не осознавали в качестве личной драмы и вообще не воспринимали как индивидуальный по преимуществу акт – в ритуалах, окружавших и сопровождавших кончину индивида, выражалась солидарность с семьёй и обществом. Человек обычно чувствовал приближение конца и готовился к нему. Умирающий – главное лицо в церемониале, который сопровождал и оформлял его уход из мира живых.

Идея Страшного суда, выработанная, как пишет Арьес, интеллектуальной элитой и утвердившаяся в период между 11 и 13 столетиями, ознаменовала второй этап эволюции отношения к смерти. Начиная с 12 века, сцены загробного суда изображаются на западных порталах соборов, а затем, примерно с 15 века, представление о суде над родом человеческим сменяется новым представлением – о суде индивидуальном, который происходит в момент кончины человека. Одновременно заупокойная месса становится важным средством спасения души умершего. Более важное значение предаётся погребальным обрядам.

Все эти новшества Арьес объясняет ростом индивидуального сознания, испытывающего потребность связать воедино все фрагменты человеческого существования, до времени завершения его биографии в момент грядущего Страшного суда.

В своей смерти, пишет Арьес, человек открывает собственную индивидуальность. Происходит “открытие индивида, осознание в час смерти или в мысли о смерти своей собственной идентичности, личной истории, как в этом мире, так и в мире ином”. Характерная для Средневековья анонимность погребений постепенно изживается, и вновь, как и в античности, возникают эпитафии и надгробные изображения умерших. 

В 17 веке создаются новые кладбища, расположенные вне городской черты; близость живых и мёртвых, ранее не внушавшая сомнений, отныне оказывается нестерпимой, равно как и вид трупа, скелета, который был существенным компонентом искусства в период расцвета жанра “пляски смерти” в конце Средневековья.

Третий этап характеризуется крахом механизмов зашиты от природы. И к сексу и к смерти возвращается их дикая, неудержимая сущность. Почитайте маркиза де Сада, и вы увидите объединение оргазма и агонии в едином ощущении. Разумеется, на совести Арьеса остаётся данное обобщение и перенос его на переживание смерти в Европе в эпоху  Просвещения.

Четвёртый этап многовековой эволюции – комплекс трагических эмоций, вызываемый уходом из жизни любимого человека, супруга, ребёнка, на взгляд Арьеса, новое явление, связанное с укреплением эмоциональных уз внутри нуклеарной семьи. С ослаблением веры в загробные кары меняется отношение к смерти: её ждут как момента воссоединения с любимым существом, ранее ушедшим из жизни. Кончина близкого человека представляется более тягостной утратой, нежели собственная смерть. Бережно сохраняются старые фото и семейные альбомы, принято часто ходить на кладбище…

Наконец, в 20 веке развивается страх перед смертью и  самим её упоминанием. Правда, на фоне этого страха и одиночества люди чаще приходят к богу, начинают читать Библию или ходить в церковь, т.е. возвращаться в лоно христианской культуры. Мы рекомендуем посмотреть запись - Беседа с батюшкой: О подготовке к смерти.media.tv-soyuz.ru · 22.07.2008 (63).

Тенденция к вытеснению смерти из коллективного сознания, постепенно нарастая, достигаем апогея в наше время, когда, по утверждению Арьеса, общество ведёт себя так, как будто вообще никто не умирает и смерть индивида не пробивает никакой бреши в структуре общества. В наиболее индустриализованных странах Запада кончина человека обставлена так,  что она становится делом одних только врачей и предпринимателей, занятых похоронным бизнесом. Похороны проходят проще и короче, кремация сделалась нормой, а траур и оплакивание покойника воспринимаются как своего рода душевное заболевание.

Американскому “стремлению к счастью”  смерть угрожает как несчастье и препятствие, и потому она не только удалена от взоров общества, но её скрывают и от самого умирающего. Покойника бальзамируют, наряжают и румянят, с тем, чтобы он выглядел более красивым и счастливым, чем был при жизни. Вместо кладбища все более распространены колумбарии, символизирующие компактность, «свернутость» смерти. Растущая мобильность приводит к потере семейных альбомов и прочих атрибутов памяти,  зато в интернете постоянно предлагают «восстановить историю Вашего рода» (64), а социологи занялись «биографическими исследованиями».

Добавим, что если в прежние времена к смерти готовились, «приводили в порядок дела», звали священника исповедоваться и причаститься и т.д., то сегодня счастливой кажется внезапная смерть, без исповеди и прочих процедур подготовки. Т.е. мгновенная смерть, которая казалось неудачным завершением жизни и отдельным несчастьем раньше, сегодня, наоборот, воспринимается как успех, причем как умершего, так и его семьи.

Далее, сугубо современная категория «успеха» сегодня применяется настолько расширительно, что, оказывается, возможно говорить даже о неуспешном или успешном протекании горя. Видимо, и современный человек, и современный «симулякр веры» - психология, совершенно лишились духовного содержания.

Тем не менее, осознание конечности собственного бытия или бытия близких людей одна из самых драматических мыслей, над которыми бьется каждый осознавший себя человек. По мысли ряда современных философов, бытие, когда оно на последних этапах жизни обращается к мыслям о смерти, наконец, приобретает подлинность, становится формой подлинного бытия, выхватывающего человека из сферы случайных возможностей и размещающая его на лоне экзистенции, где человек сталкивается с бытийными возможностями, возможностями самопонимания. Собственно, нахождение смысла жизни и связано с достижением самопонимания и ценности уникальности собственного Я вне социальных сравнений…

Во многом такому самопониманию способствует приобщение к христианской вере, пусть и на закате жизни.

На фото: Вознесе́нская Дави́дова пу́стынь — мужской монастырь Московского Патриархата; расположена на высоком правом берегу реки Лопасни (приток р. Оки),  рядом с нынешним посёлком Новый Быт в Подмосковье.

Необыкновенно отрешенный и умиротворяющий пейзаж…

Однако иногда человек ждет смерти… вот старая легенда об одной из  Сивилл, написанных Микеланджело: Кумская сивилла – глубокая старуха, исполненная силой и мощью, читающая в книге какую-то вещую правду. Она предсказала Троянскую войну и была греческой жрицей, жившей в италийском городе Кумы.

Она была возлюбленной Аполлона, получившей от бога дар прорицания и жизнь, длившуюся ровно столько, сколько жрица будет находиться вдали от родной земли. Однако она не подумала попросить у бога продления молодости, и потому медленно высыхала, пока не превратилась в сморщенное существо, мечтающее лишь о смерти. Прожила Кумская сивилла тысячу лет и умерла дряхлой старухой лишь тогда, когда к ней случайно заехали греки, привезшие с собой горсть родной земли.

Обратимость рождений и смертей во «всемирной цепи бытия» помогает осознать образ паутины. Паутина – символ связи, а также ветхости и тщеты. Она служит напоминанием о человеческой бренности. С другой стороны, ее сравнивают с эманацией божественного духа. В ее спиралевидной форме прочитывается идея творения, поэтому во многих древних культурах видели творение как сеть переплетающихся сил. Например, в кельтской мифологии паутина обозначает ту сеть, которая держит мир и не дает ему распасться.

Контрольные вопросы

Отличалось ли переживание конечности жизни в разные культурно-исторические эпохи?
Нужно ли готовиться к смерти, как и зачем?
Как относиться к уходу людей своего поколения, близких и друзей?
Как беречь/сохранять память об уже ушедших?