Политики и солдаты выполняют свою работу, но мыслители дают миру язык и концепции для понимания власти: Макиавелли борется с Марксом, а Клаузевиц спорит о теории с Сунь-Цзы и Фукидидом. В этой небольшой группе Иисус имеет значение, но не меньшее значение имеет и Цезарь.

Современным дополнением к пантеону стал университетский профессор и писатель, который также работал в Национальном разведывательном совете Америки, Государственном департаменте и Министерстве обороны.

Это Джозеф Най — человек, который изобрёл концепции «мягкой силы» и «умной силы» и поставил их рядом с «жёсткой силой». Один из его современников в Вашингтоне назвал Ная «великим мастером в изучении власти». Он ввёл термин «мягкая сила», чтобы описать способность привлекать и кооптировать, а не принуждать. Соединённые Штаты могли бы использовать культуру и коммуникации, чтобы влиять на решения и поведение других людей способами, недоступными военной силе. Най поддерживает Талейрана, который советовал Наполеону: «С помощью штыков можно делать всё, что угодно, кроме как сидеть на них».

Военная мощь может запугивать, экономическая мощь может подкупать, но мягкая сила — это магия лести.

Идеи устанавливают международные стандарты точно так же, как американское программное обеспечение устанавливает стандарты для компьютеров всего мира. Таким образом, стиль жизни, пропагандируемый американскими СМИ, и обещания изобилия американских супермаркетов помогли подорвать авторитет Советского Союза, опираясь на мощную военную мощь и ядерное оружие. Микки Маус был на стороне морской пехоты.

Жёсткая власть основывается на командовании, принуждении или наличных деньгах — «способности изменять то, что делают другие». Мягкая кооперативная власть, как писал Най в своей книге 1990 года об изменяющейся природе американской власти, — это «способность формировать то, чего хотят другие» с помощью привлечения.

Миллионы ссылок в Google свидетельствуют о масштабах применения мягкой силы, пишет Най, но «самым удивительным было то, что в 2007 году президент Китая объявил мягкую силу своей национальной целью». Для Ная результатом стали «бесчисленные просьбы об интервью, включая частный ужин в Пекине, когда министр иностранных дел спросил меня, как Китай может усилить свою мягкую силу. Концепция, которую я изложил, работая за своим кухонным столом в 1989 году, теперь стала важной частью конкуренции и дискурса великих держав».

Най видит, как его идея становится инструментом с практическим эффектом: мягкая сила меняет то, как лидеры говорят, а генералы действуют. Най был на официальном ужине в Белом доме в 2015 году («зал был наполнен цветами сакуры, и играл оркестр морской пехоты в алых куртках»), Най пожимает руку президенту Бараку Обаме, и ему говорят, что «все знают о мягкой силе Ная».

Недавно опубликованные мемуары Ная рассказывают о его «жизни в американском веке», название которых взято из знаменитой редакционной статьи Генри Люса, создателя журналов Time и Life, опубликованной в 1941 году. Най, родившийся в 1937 году, считает, что «Век Америки» начался с момента вступления Соединённых Штатов во вторую мировую войну: «Некоторые говорят об американской империи, но наша мощь всегда имела пределы. Правильнее было бы думать об американском столетии как о периоде после Второй мировой войны, в течение которого, хорошо это или плохо, Америка была ведущей державой в мировых делах».

По его мнению, Соединённые Штаты всё ещё могли бы оставаться сильнейшей державой в 2045 году; в этом случае американский век действительно будет отмечаться столетием. В этом прогнозе есть оговорки: «Мы не должны ожидать, что будущее будет похоже на прошлое, и мой оптимизм был умерен недавней поляризацией нашего общества и политики».

Этот ведущий представитель американского внешнеполитического истеблишмента предлагает свою биографию в качестве иллюстрации для коллег, которые не в ладах с внешнеполитическими достижениями и пережили трагедии. Большинство мемуаров посвящены внутреннему миру; заголовки глав книги Ная посвящены администрациям президентов США и международной роли Америки.

Най и его друг Роберт Кеохейн считаются соучредителями школы анализа международных отношений, известной как «неолиберализм». Не отрицая этой роли, Най пишет, что он и Кеохейн рассматривают неолиберализм как «чрезмерно упрощённый ярлык».

Независимо от того, работает ли Най в правительстве или университете, его жизнь — это постоянные поездки, конференции и постоянная работа над книгами. В 1995 году в Министерстве обороны «по поддержанию альянса» он побывал в пятидесяти трёх странах. Военные парады превратились в сплошное месиво, но банкеты стали настоящим испытанием: отправленный за границу, чтобы накормить свою страну, Най пошутил, что он отправится «в море калорий».

После неофициальной встречи с министром обороны Тайваня Наю сообщают, что его отец скончался: В пятницу, 4 ноября 1994 года, у меня было странное ощущение, когда я взял в руки New York Times и обнаружил, что меня цитируют на первой полосе статьи о Саудовской Аравии, в то время как некролог о моём отце появился на тридцать третьей странице. Я плакал».

Девиз публичного интеллектуала: «Я думаю, следовательно, я пишу» (мои слова, а не его). Най иллюстрирует это изречение. Он является автором тридцати книг и соавтором или редактором ещё сорока пяти. Его учебник выдержал десять изданий и разошёлся тиражом в 100 тысяч экземпляров. Он ведёт колонку для Project Syndicate, темы которой в этом году: «Возвращается ли распространение ядерного оружия?», «Величие и упадок Америки» и «Что погубило взаимодействие между США и Китаем?»

Окончив Принстон в конце правления Эйзенхауэра, Най планировал стать офицером морской пехоты («в те дни все здоровые молодые люди проходили призыв в армию, а я был здоровым человеком и с нетерпением ждал этого испытания»). Вместо этого один из его профессоров подтолкнул его подать заявление на получение стипендии Родса в Оксфорде, и он выиграл:

Одним из результатов стало то, что вместо того, чтобы после окончания учёбы поступить на службу в морскую пехоту и стать офицером во Вьетнаме, мне потребовалось тридцать пять лет, прежде чем я попал на службу в Министерство обороны, и когда я впервые отправился во Вьетнам, это было в качестве декана школы Кеннеди, чтобы посетить образовательную программу, которую мы проводили там. Всякий раз, когда меня охватывает высокомерие, я вспоминаю, что многое из того, куда упадёт шарик рулетки в колесе жизни, находится вне наших рук.

Най работал при двух президентах-демократах. При Джимми Картере он отвечал за политику, направленную на замедление распространения ядерного оружия. При Билле Клинтоне он возглавлял Национальный совет по разведке, а затем перешёл в Министерство обороны, чтобы возглавить «маленький государственный департамент Пентагона» в качестве помощника госсекретаря по вопросам международной безопасности.

Профессора, которые едут работать в Вашингтон, могут предложить антропологический взгляд на племена, которые служат президенту и конгрессу. Киссинджер хорош в этом, но лучшие правила борьбы с болотом были сформулированы Джоном Кеннетом Гэлбрейтом: поддерживайте президента (или создавайте такое впечатление); проявляйте сдержанный аспект угрозы — высокомерие, подкреплённое обстоятельствами, может сработать; никогда не угрожайте отставкой, потому что это говорит вашим союзникам о том, что вы можете уйти; но будьте готовы проиграть и уехать из города. Най вкладывает в один абзац много информации для постороннего понимания:

В Вашингтоне не было недостатка в бюрократах и соперничающих политических назначенцах, жаждущих занять мою должность — или оставить меня с этой должностью, но лишив её смысла. Мне выдали лицензию на охоту, но не было никакой гарантии, что я добуду свою добычу. Моим первым побуждением как учёного было попытаться что-то сделать самому, но это было невозможно… Я понял, что иду ко дну. Я обнаружил, что, в отличие от академических кругов, политика и бюрократия — это командный вид спорта. Секрет успеха в том, чтобы побудить других людей захотеть выполнять работу за меня. В этом смысле я познал мягкую силу на собственном горьком опыте.

Най отмечает два «главных сожаления», которые Билл Клинтон высказал о своём президентстве: «у него был неопытный персонал в Белом доме и он недооценивал горечь вашингтонской политики».

Благодаря дневникам Ная, в мемуарах можно увидеть, насколько изменился мир после окончания холодной войны. Вашингтон был настроен оптимистично в отношении России и опасался Японии: «экономические трения были высокими, и многие как в Токио, так и в Вашингтоне рассматривали военный альянс как историческую реликвию теперь, когда холодная война закончилась».

Япония обсуждала идею полагаться в вопросах безопасности на Организацию Объединённых Наций, а не на Соединённые Штаты. Най выступал как против экономических ястребов в Вашингтоне, так и против голубей в Токио, указывая на усиление Китая и проблему Северной Кореи. «Логика была проста, — пишет он. — При балансе сил между тремя странами лучше быть частью двух, чем изолированной».

Во время переговоров по вопросам обороны в Токио японские официальные лица пригласили его вечером выпить и перешли к основам: «Насколько они могут нам доверять? По мере роста китайского рынка не откажемся ли мы от Японии ради Китая? Я ответил отрицательно, потому что Япония была демократическим государством и не представляла угрозы. Казалось, это сработало».

В 1995 году, когда «умеренные силы всё ещё контролировали Москву, в отношении будущего российско-американских отношений царило чувство оптимизма». Это настроение способствовало расширению НАТО. На переговорах в Женеве министр иностранных дел России Андрей Козырев обсудил идею «нового НАТО» с «пактом о коллективной безопасности» и «частичным членством в НАТО» для России. Най записал в своём дневнике, что Россия согласилась бы на расширение НАТО, «если это будет сделано правильно — и если Россия не изменится».

К 1999 году от оптимизма не осталось и следа. США теперь верили, что «Россия не рухнет, а разовьёт форму коррумпированного государственного капитализма». В беседе с бывшими коллегами в Вашингтоне Най «поражён тем, что никто, казалось, ничего не знал о Путине и не осознавал, насколько важным он станет».

На пороге «века США» Китай занимает центральное место в качестве равного конкурента. На вопрос информационного агентства Синьхуа, кто он — китайский ястреб или голубь, Най отвечает, что он сова. На обеде в Пекине в 2012 году член Центрального комитета Коммунистической партии сказал Наю: «Мы — конфуцианцы в марксистской одежде».

В следующем году Ная пригласил министра иностранных дел Китая Ван И на частный ужин, «чтобы расспросить меня о том, как Китай может усилить свою мягкую силу». Най отвечает, что вывод сотен миллионов людей из нищеты и прославление великолепной традиционной культуры являются «важными источниками привлекательности Китая». В то же время, пока у Китая будут территориальные споры со своими соседями и пока он будет настаивать на жёстком партийном контроле над гражданским обществом и правами человека, Китай столкнётся с серьёзными ограничениями своей мягкой силы в Азии и на Западе.

Соотношение сил в США за два десятилетия значительно изменилось. В начале этого столетия, когда Соединённые Штаты вторглись в Ирак, Ная беспокоило «однополярное высокомерие». Сегодня его беспокоит то, что поляризованная Америка замыкается в себе. Он считает, что самая большая опасность, с которой сталкиваются Соединённые Штаты, «заключается не в том, что Китай превзойдёт нас, а в том, что распространение власти приведёт к энтропии или невозможности что-либо сделать».

На последних страницах своих мемуаров Най оценивает баланс сил между Китаем и США и говорит, что у Америки есть пять долгосрочных преимуществ:

• География. Соединённые Штаты окружены двумя океанами и имеют двух дружественных соседей, в то время как Китай «граничит с четырнадцатью другими странами и с несколькими из них ведёт территориальные споры».
   
• Энергетика. Китай зависит от импорта энергоносителей гораздо больше, чем Соединённые Штаты.
   
• Финансы. Соединённые Штаты получают власть благодаря международной роли доллара и его крупных финансовых институтов. «Надёжная резервная валюта зависит от её свободной конвертируемости, а также от глубоких рынков капитала и верховенства закона, которых нет в Китае».
   
• Демография. Соединённые Штаты — единственная крупная развитая страна, которая, по прогнозам, сохранит своё третье место в мировом демографическом рейтинге. «Ожидается, что численность рабочей силы в США увеличится, в то время как в Китае этот показатель достиг своего пика в 2014 году».
   
• Технологии. Америка «находится на переднем крае в области ключевых технологий (био-, нано- и информационных). Китай, конечно, вкладывает значительные средства в исследования и разработки и имеет хорошие показатели по количеству патентов, но по собственным показателям его исследовательские университеты по-прежнему уступают американским».

Най опасается, что внутренние перемены в Соединённых Штатах могут поставить под угрозу «Век Америки». Даже если внешняя мощь страны останется доминирующей, пишет он, страна может утратить свои внутренние достоинства:

В целом, у США сильная позиция в соревновании великих держав, но если мы поддадимся истерии по поводу подъёма Китая или самоуспокоенности по поводу его «пика», мы можем плохо разыграть свои карты. Выбрасывать ценные карты, включая сильные альянсы и влияние в международных институтах, было бы серьёзной ошибкой. Китай не представляет угрозы существованию США, если только мы не превратим его в таковую, ввязавшись в крупную войну. Историческая аналогия, которая меня беспокоит, — это 1914 год, а не 1941-й.

Най заканчивает свои мемуары со смирением, подобающим пожилому человеку: «Я не могу быть до конца уверен, насколько мой оптимизм основан на моём анализе или моих генах». В последнем абзаце он с сожалением отмечает, что «чем больше я узнаю, тем меньше я знаю… Хотя я потратил всю жизнь на то, чтобы удовлетворить своё любопытство и попытаться понять нас, я не оставил своим внукам много ответов. Лучшее, что я могу сделать, — это оставить им свою любовь и слабый лучик сдержанного оптимизма».